Всемирный следопыт, 1926 № 05 - Страница 23

* * *

Задолго до рассвета люди, вооруженные баграми и охотничьими ножами, оставили пароход и разошлись далеко вокруг. Ледяные поля были занесены снегом. Тонкий лед, затянувший поверхность каналов, и толстые ледяные пласты, — все сравнялось в одну непрерывную снежную поверхность. Это затрудняло путь и делало его особенно опасным. Если бы охотник ступил на такой обманчивый лед, он сразу пошел бы ко дну в своей громоздкой одежде и тяжелых сапогах. Люди шли осторожно, гуськом, пробуя крепость льда острогами и медленно подвигаясь к стаду тюленей, кричавших вдали,

К рассвету началась охота. Длинные багры, заостренные на концах, задвигались, убивая хнычущих белых детенышей. С убитых тюленей, не давая им замерзнуть, сейчас же снимали шкурки, затем несколькими ловкими ударами отделяли от туши слой жира. По шесть шкурок связывалось вместе, и связки стаскивались к главной куче. Над кучами шкур ставились сигнальные флажки.

После полудня сели отдохнуть и, покончив со свининой и черствым хлебом, закурили трубки. Петер не упустил случая поболтать со мной. Он говорил об опасности тонкого льда, занесенного снегом, о риске прыжков с льдины на льдину, если они движутся в разных направлениях, и, наконец, о самой грозной опасности для тюленебоев — весенних бурях и штормах, которые бывают даже в марте. Потом он рассказал, как десять лет тому назад «Гренландия» не могла из-за такого шторма продвинуться вперед, чтобы забрать свой экипаж, высадившийся для охоты. Люди были оставлены на произвол судьбы, и погибло сорок семь человек. Брат Петера разделся и, привязав к поясу промасленную одежду, поплыл через канал. Ему посчастливилось: он достиг другой стороны и был подобран судном.

Петер рассказал случай из своей охотничьей жизни, — как он однажды, провалившись в воду, чуть было не замерз и спасся только тем, что сунул свои окоченевшие руки и ноги в труп еще теплого, только что убитого тюленя,

К вечеру мороз легким мостом сковал канал, и подул ветер. Надо было ждать шторма. Дозорный на мачте едва мог различить в снежном вихре неясные фигуры возвращавшихся охотников. Наконец, все столпились вдоль борта со спинами, покрытыми снежной пылью, с бородами, обросшими сосульками.

Новая смена вышла навстречу для переноски шкур. Работа по уборке их продолжалась до полуночи при свете факелов. Замерзшие шкуры грузились на палубу, а оттуда перебрасывались в трюм. Люди с тяжелыми ношами переходили от под'емного крана к люкам. Наконец, работа окончилась. Но жизнь парохода еще не скоро затихла.

Около «Альбатроса», на льду, задержалась группа: два охотника, встретившие людей другого судна, стоявшего в десяти милях от нас, рассказывали об их удаче. Некоторые, чувствуя первые признаки слепоты от постоянного сверкания льда, прикладывали к глазам припарки из чайных листьев. Другие занялись отмороженными щеками. Через час все уже расположились на деревянных скамейках в переднем трюме. Только вахтенные остались на палубе.

На рассвете судно опять было в пути и, выбросив большую часть экипажа в восьми милях, на другой стороне канала, вернулось к непогруженным за прошлый день кучам шкурок. Даже повар и кочегар приняли участие в общей работе. Связывали вместе по пятьдесят шкурок и лебедкой поднимали на палубу. После обеда судно вернулось к охотникам.

В этот вечер особенно спешили с погрузкой: дул сильный ветер и мог снести сигнальные флажки. Массы льда плыли по течению, нагромождались друг на друга, и к вечеру мы были отделены от других судов высокими стенами. А за ночь лед рассеялся в груды обломков, и утром все суда снова были видны.

В этот день все хорошо поохотились, а «Гранд-Лэк» — особенно удачно. До тридцати тысяч тюленей было убито, но поднявшаяся к вечеру буря так и не дала возможности погрузить их. Поднявшийся шторм опять разделил суда.

Мы собрались в переднем трюме, где было так тепло и безопасно по сравнению с палубой. Все чувствовали удовлетворение и давали волю своей скромной фантазии.

— Хорошее плавание, — говорил один охотник, гревшийся у печки. — Больше тюленей редко удается убить. Мы должны выручить не меньше, как по семьдесять пять долларов на душу!

Что значили все минувшие трудности плавания, если каждый мог вернуться к жене и детям с кругленькой суммой! Такие мысли были у всех, и все заснули спокойно.

* * *

Буря не унялась за ночь и продолжалась весь следующий день. Массы льда, гонимые ветром, встречались с другими, плывшими по течению, сталкивались и разбивались. Осколки и большие глыбы льда теснились вокруг судна, и через двое суток оно было, как говорят моряки, «поймано» льдом.

По шесть шкурок связывалось вместе, и связки стаскивались к главной куче.

Люди, готовые выйти на палубу по первой команде, сидели внизу, обсуждая положение.

— Не каждое судно устояло бы, — говорил один из них, прислушиваясь, как лед трется о борта, — но «Альбатрос» — самое крепкое во всем флоте и не мало бурь вынесло на своем веку!

Шкипер и вахтенный были на палубе. Вахтенный на мачте осматривал бушующую пустыню, следя за движением льдов.

Под сильным напором балки в нижней части «Альбатроса» трещали, но пока выдерживали. Но вот — новый удар, внезапный и сильный… Раздался громкий треск, и обломки разбитых бревен всплыли на поверхность. Подшкипер и вахтенные бросились в машинное отделение. Оно было заполнено паром: хлынувшая вода дошла до топки. С одного взгляда было ясно, что люди уже не остановят это нашествие. Кочегар, весь черный от угольной пыли, в одной рубашке выскочил на палубу и на град вопросов мог отвечать только невнятным бормотанием. Послышался голос шкипера, понявшего положение, как ни один из нас.