Всемирный следопыт, 1926 № 05 - Страница 27

• Предыдущая
• 27 / 44
• Следующая

27

* * *

Когда после полуночи туман рассеялся, люди с первого баркаса увидали второй, на полмили к штирборту.

— Вы видите шлюпку? — спросил штурман Дженкинс у капитана Лефаржа, который встал на ноги, осматривая горизонт.

— Ни следа! — ответил Лефарж. — Будь проклят этот негр! Когда бы не он, я успел бы как следует снабдить лодки провизией; а теперь не знаю даже, что у нас есть. Что у вас там на носу. Дженкинс?

— Два мешка хлеба и боченок воды, — сказал тот.

— Какой там боченок! — перебил другой голос. — Ты хочешь сказать пол-боченка!

— И то правда, — согласился Дженкинс, — наберется не больше двух галлонов.

— Будь проклят этот негр! — вскричал вновь Лефарж.

— Еле хватит по полковшика на душу, — заметил Дженкинс.

— Быть может, второй баркас успел лучше запастись, — продолжал Лефарж, — пойдем к нему.

— Он сам идет к нам, — сказал загребной.

Когда баркасы достаточно сблизились для оклика, на носу первого поднялся человек.

— Гей, сколько там у вас воды?

— Ни капли!

Ответ ясно прозвучал в мирном лунном воздухе. Услыхав его, люди в первом баркасе перестали грести, и видно было, как с поднятых весел стекали капли, сверкая алмазами при свете месяца.

— Гей, там, баркас! — крикнул человек на носу, — налегай на весла!

— Молчать, негодяй! — крикнул Лефарж. — Кто ты, чтобы командовать?

— Сам негодяй! — отозвался тот. — Ребята, заворачивай!

Гребцы штирборта дали задний ход, и второй баркас завернул.

— Ложись в дрейф! — донеслась команда со второго баркаса, с трудом подвигавшегося к первому. — Налегай на весла! Подними весла! Лучше покончить сразу.

Второй баркас перестал грести и остановился на расстоянии одного кабельтова.

— Сколько у вас воды? — прозвучал голос боцмана.

— Не хватит всем по одному разу напиться.

Лефарж сделал движение встать, но боцман со второго баркаса ударил его веслом, и он свалился на дно лодки.

— Дайте нам воды! — послышались голоса со второго баркаса. — В горле пересохло от гребли.

Боцман внезапно разразился потоком брани.

— Дайте нам воды, — кричал он, — не то, клянусь дьяволом, мы пойдем на абордаж!

Не успел он кончить, как угроза уже была приведена в исполнение. Сражение длилось недолго: второй баркас был чересчур переполнен для борьбы. Люди правого борта на первом баркасе сражались веслами в то время, как сидевшие у левого борта удерживали лодку в равновесии.

Скоро все было кончено, и второй баркас отчалил. Половина людей в нем были ранены в голову, при чем двое из них лежали без сознания.

На закате следующего дня первый баркас лежал в дрейфе. Последняя капля воды была выпита давным-давно.

Подобно грозному привидению, второй баркас преследовал его весь день, моля о воде, которой больше не было. Люди первого баркаса, мрачные и угрюмые, подавленные сознанием преступления, мучимые жаждой и голосами своих жертв, принимались усиленно грести, как только вторая лодка пыталась к ним приблизиться.

Время от времени, как бы движимые общим побуждением, они выкрикивали в один голос:

— Нет во-ды!

Но напрасно они опрокидывали боченок, чтобы доказать, что он пуст, — обезумевшие от жажды несчастные, не верили им, убежденные, что товарищи утаивают от них воду.

В тот миг, когда солнце коснулось воды, на расстоянии кабельтова появился второй баркас, освещенный светом заходящего солнца, и населявшие его призраки высунули в немой мольбе свои почерневшие языки.

О последовавшей ночи невозможно говорить. Мучения жажды были ничто в сравнении с пыткой от хнычущей мольбы, доносившейся со второго баркаса время от времени в течение всей ночи.

Когда, наконец, их завидел французский китоловный корабль «Араго», люди на первом баркасе были еще живы, но трое из них потеряли рассудок. На втором баркасе не уцелело ни одного, а шлюпка с двумя натуралистами и негром пропала бесследно…

Вместо птичек певчих.

В то время, как мы находим удовольствие в щебетании птиц, наслаждаемся пением соловья в лунную ночь или звонкими переливами жаворонка в поднебесьи, а иные любители певчих птиц держат их в тесных клетках, — многим восточным народам чуждо очарованье птичьего пения и щебета. Японцы, например, предпочитают скрашивать монотонность домашней жизни стрекотанием цикад, кузнечиков и других насекомых. Спрос на этих «певчих» насекомых так велик в Японии, что в различных городах существуют специальные лавки для соответствующей торговли. В противоположность птичьим клеткам, клетки с певчими насекомыми совсем крошечные, и построены они в стиле японских домиков или беседок. Наша фотография представляет уголок ярмарки насекомых в одной из самых деловых и шумных улиц города Токио. Мать в национальном японском костюме кимоно и ее маленький сын — уже в европейской одежде — выбирают себе бecпepую «птичку» получше.

Лики Японии

...

Многие из европейцев, посещавшие страны Дальнего Востока и даже подолгу жившие там, говорят о том. что они никогда не могли до конца понять «душу» Востока. В частности, изучавшие Японию и Китай крупные европейские писатели Келлерман и Ибаньес признаются в том же. Мы встречаем в книгах этих писателей интересные характеристики японского быта. Но, хотя одни из них немец, а другой — испанец, их наблюдения одинаково не идут дальше внешних черт жизни, и оба они по своим суждениям и отправным точкам зрения прежде всего — европейцы. В настоящем очерке мы даем отрывки из книг обоих авторов, характерные для ликов Японии.